Из фабулы "Генриха VIII" следует, что Шекспир
— сын королевы Елизаветы. По гипотезе
И.М. Гилилова, Шекспир — Роджер Мэннерс
граф Ратленд.

Альфред Барков

Загадка личности "Шекспира": Кристофер Марло или Роджер Мэннерс граф Ратленд?

Часть первая

Драма "Генрих VIII": Шекспир — сын королевы Елизаветы?

Хочется надеяться, что Вы не станете возражать против обращения к Вам через Сеть. Собственно, его содержание все равно вряд ли будет интересовать кого-то еще, поскольку Ваших агрессивных оппонентов аргументация все равно не интересует. Да и пассивные (типа: "Я сам занимался Шекспиром и знаю, что все произведения написал Шекспир из Стрэтфорда на Эйвоне") ¹ тоже заранее все твердо знают. И вынес его в Сеть, поскольку не имею вашего адреса. Но, скорее, потому, что все мои эпистолярные обращения подобного рода всегда заканчивались молчанием со стороны адресатов. Подчеркиваю — всегда. И это дает основание сделать классический индуктивный вывод о том, что и Вы, Илья Менделевич, тоже не ответили бы мне, если бы я осмелился обратиться к Вам добрым старым эпистолярным способом.

Допускаю, что Вы можете не согласиться с последним моим утверждением; что Вы — из тех немногих нынче людей, которые все еще отвечают на письма. Тем лучше — значит, Вы уже сейчас имеете возможность воочию убедиться, что любое построение индуктивного характера, даже при наличии совершенно достоверных фактов, заложенных в основу индуктивного обобщения, страдает незавершенностью (отсутствием финитности; но об этом более подробно в моей книге Прогулки с Евгением Онегиным). К сожалению, об этом неприятном свойстве индуктивного метода построения доказательств нам еще придется вспоминать по ходу разбора содержания Вашей книги Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна великого феникса. Поэтому ограничусь замечанием, что, вследствие именно этого недостатка, полученные индуктивным методом "доказательства", строго говоря, таковыми не являются. По своей структуре такие построения — лишь гипотезы; пусть даже хорошо обоснованные убедительными фактами, но тем не менее гипотезы. И не более того. То есть, результатами таких построений нельзя оперировать как совершенно достоверными фактами, а можно говорить лишь о степени их вероятности. Следует также быть крайне осторожными в отношении выводов, в основе которых лежат не факты, а наши оценки. То есть, когда мы аргументируем ценностными понятиями, структура которых, как известно, настолько относительна, что получаемые выводы могут легко менять знак на прямо противоположный — в зависимости от множества конкретных условий.

Прежде чем приступать непосредственно к разбору вопросов авторства произведений "Шекспира" , оговорим основные условия².

Этический постулат

За что мы чтим Шекспира? Видимо, в первую очередь за его гуманизм. Поэтому примем постулат: "Мораль того, кто был Шекспиром, соответствовала самым жестким требованиям этики в нашем, сегодняшнем ее понимании".

Методологическое условие

Всякое построение считается завершенным, если оно удовлетворяет двум критериям: а) ему не противоречит ни один из известных фактов; б) оно обладает новыми по сравнению с другими построениями объяснительно-предсказательными свойствами.

Особо оговаривать второе условие нет смысла, ибо если бы Ваше построение обладало новыми, расширяющими горизонты науки объяснительно-предсказательными свойствами, то сама собой отпала бы необходимость в дополнительном анализе используемой методики. С другой стороны, объяснительно-предсказательные свойства, если таковые все же имеются, могут быть выявлены в будущем, в ходе более глубокой проработки сделанных Вами выводов. Поэтому сконцентрируем внимание на выполнении первого требования, а именно: соответствует ли построение условию непротиворечивости. При этом договоримся о совершенно очевидной методологической детали: при выявлении какого-либо факта, противоречащего построению, весь последующий этап построения будем считать методологически ущербным, а конечный результат — недостоверным. Это не я выдумал — таковы методологические требования Науки, без их выполнения научный процесс просто немыслим. Полагаю, Илья Менделевич, что ни в отношении предложенного постулата, ни в отношении методологического условия возражений с Вашей стороны не последует. Ведь если не верить в гуманизм Шекспира, то какой смысл вообще затевать дебаты о его личности? А если верить, то придется пересмотреть некоторые Ваши — и не только Ваши — оценки некоторых поступков Роджера Мэннерса и "Шекспира" вообще — поэтому я и вынужден оговорить это условие с самого начала.

Это условие может показаться чересчур уж простеньким, даже схоластичным. Но это — только на первый, самый поверхностный взгляд. Судя по содержанию многочисленных работ, значительная часть методических ошибок во всем шекспироведении, как в литературоведении вообще, имеет место именно по причине забвения этого условия. То есть, в данном случае в проявлении неуважения к Шекспиру как к личности, в "патерналистском" подходе к гению. Это же только додуматься — А. Аникст, опутанный по рукам и ногам ложными постулатами (в том числе и об авторстве "Стрэтфордского Барда"), споткнувшись на толковании содержания финальной сцены в "Генрихе VIII", вместо того, чтобы отказаться от стереотипов и посмотреть на вещи реально, вынужден был приписать Шекспиру льстивость по отношению к монарху; затем тут же, на основании своего надуманного объяснения, он достраивает кусок биографии Шакспера с "реконструкцией" последних лет его жизни.

Второе же условие — из набора обязательных методологических требований, которым должно отвечать всякое научное построение.

Первая, пробная проверка на соответствие фактам

Каюсь, Илья Менделевич: когда читал Вашу книгу, то из результатов собственного исследования имел на руках всего лишь выявленную истинную фабулу "Гамлета", да только что установленное, непосредственно вытекающее из внутренней структуры имя Марло — "не лежащего в своей могиле" с 1593 года автора "Гамлета". Это был тот этап, до достижения которого категорически отказывался брать Вашу книгу в руки. Такова метода — не читать ничьих комментариев — только анализируемый текст; это — страховка от возникновения ложной эстетической формы. А Ваша книга как раз из тех, что, сильно впечатляя, могут заблокировать анализ. А ведь при анализе мениппей приходится преодолевать мощное психологическое давление со стороны рассказчика, который стремится навязать читателю ложное восприятие фабулы. Причем как рассказчик, так и его психология, — творение гения Шекспира. Так что о вынужденном методологическом карантине не жалею.

Жалею о другом. Хотя к тому времени уже знал, что идентичность внутренней структуры произведений "Шекспира" и Марло свидетельствует, что они вышли из-под пера одного человека — Кристофера Марло, все еще верил его "официальной" биографии, в соответствии с которой его до сих пор считают сыном сапожника из Кентербери. Именно поэтому не обратил внимания на весьма ценную (хотя и не броско поданную) деталь в Вашей книге, указующую на истинное происхождение автора шекспировского канона. Это могло бы значительно сократить мои затраты на дальнейший анализ. Что ж — не заметив Вашей "утечки информации" и основываясь только на собранных историками, но должным образом никем не проанализированных достоверных фактах, все же пришел к выводу, что "Шекспир" (Кристофер Марло) был сыном королевы Елизаветы. С тем и опубликовал свою работу "на бумаге" в середине 2000 года, и чуть позже — в Сети (напоминаю адрес: http://shakespeare.kiev.ua). И вот только сейчас, перечитывая благодаря любезности Максима Мошкова электронные версии обоих изданий Вашей книги, обнаружил в них место, которое может рассматриваться как подтверждение выдвинутой мною гипотезы о том, что "Шекспир"-Марло был сыном королевы Елизаветы.

Вот, анализируя в первой главе (разд. "Пробуждение — первые догадки и гипотезы") содержание поэмы "Феникс и Голубь", Вы пишете:

Здесь королева Елизавета метафорически описывается как птица Феникс, из пепла которой родится кто-то другой, не уступающий ей в славе и величии. При этом оказывается, что перевод последней из цитируемых Вами строк:

Вот ведь в чем главный смысл этого места: не столько в славе самой королевы, сколько в славе того, кто восстанет из ее пепла. И вряд ли оправданно сводить смысл этого места к осторожной ремарке: "...Кранмер, предсказывая будущее величие новорожденной Елизаветы, говорит о ней как о чудесном Фениксе..."

Здесь, кстати, следует вспомнить, что Томас Кранмер — не просто персонаж пьесы, а реальная историческая личность. Это он, положенный в 1532 году в высший духовный сан Англии — архиепископа Кентерберийского, вопреки запрету Святого Престола расторг брак Генриха VIII с первой женой; он же совершил беспрецедентный в истории акт коронования матери Елизаветы как правящей королевы, а не просто консорта — супруги короля. Хотя король ждал мальчика и был настолько расстроен, что даже не присутствовал на пышной церемонии крещения дочери, Кранмер, крестный отец будущей королевы, сумел убедить его записать новорожденную как первую претендентку на престол, потеснив ее семнадцатилетнюю сестру католичку Мэри. Которая все-таки взошла на престол и приобрела славу "Кровавой Мэри" — по ее приказу на костре сожгли порядка трехсот приверженцев Англиканской церкви, среди которых был и ее первый высший иерарх Томас Кранмер.

Пора, пожалуй, перейти к самому трудному моменту: к оценке "биографичности" этого пассажа. Вот Вы сами упоминаете, что и Амелия фон Кунов в своей работе (1921 г.) ссылается на это же место в "Генрихе VIII" чтобы доказать, что "Шекспиром" был Френсис Бэкон. Что ж — радует, что женская, особая интуиция тоже усматривает здесь указание на королевское происхождение Шекспира. Жаль, конечно, что в период, когда фон Кунов писала свою книгу, той информации о Марло, которой располагают современные историки, еще не было; в противном случае, строки

Однако при оценке "биографичности" нельзя сбрасывать со счетов и "стрэтфордианскую" интерпретацию этого места, в соответствии с которой считается, что возникший "из святого пепла" Елизаветы — не кто иной как занявший после ее смерти престол Яков I Стюарт. Приверженцем этой версии был и А. Аникст, твердая "стрэтфордианская" позиция которого не позволяла ему рассматривать это место иначе чем грубую и неприкрытую лесть Шекспира в адрес короля Якова. Категорически отвергая версию об участии Джона Флетчера в доработке "Генриха VIII", Аникст вынужден был не только расценить такой шаг со стороны Шекспира как отход от своих принципов, но и "достроить" его биографию умозрительным объяснением причин отхода от творческой деятельности (Шекспиру-де стыдно стало, что, наступив на горло своей песне, так грубо польстил монарху).

Хотя при чтении этого места возникает самое первое, чисто интуитивное впечатление, что речь идет именно о сыне королевы, а не о ее преемнике на троне, все же содержание этого места следует оценить и с точки зрения "ортодоксальной" интерпретации. И вот здесь оказывается, что оно действительно может рассматриваться как проявление неприкрытой и совсем необычной для шекспировских произведений лести в адрес Якова. Причем с точки зрения текста такое прочтение представляется даже безупречным. Но это — только с чисто внешней, формальной точки зрения, без учета реалий обстановки.

Осмелюсь утверждать, что, будь эта лесть действительно адресована королю, для него самого она должна была быть совершенно неприемлемой, оскорбительной. Ведь именно королева Елизавета утвердила смертный приговор его родной матери — Марии Стюарт. Сын есть сын, и вознесение Елизаветы выше родной матери для него вряд ли было лестным. Тем более что мать Якова, а вместе с нею и вся эта ветвь Стюартов генеалогически обладала большими правами на английский престол, чем сама Елизавета; что бывшая королева Шотландии Мария Стюарт до самой своей смерти так и не признала легитимности Елизаветы как английского монарха и постоянно плела интриги по ее свержению. Даже в своих письмах она использовала атрибутику, на которую имели право только английские монархи. Более того, памятуя о печальном опыте своей покойной сестрицы Марии Тюдор, имевшей неосторожность загодя назначить преемника, к которому сразу же переметнулись даже наиболее близкие к ней льстецы, Елизавета до самой смерти отказывалась назвать Якова своим преемником, хотя генеалогически он обладал большими правами на английский престол, чем любой другой претендент (и даже его покойная мать: его генеалогия укреплялась тем, что, как и мать, его отец тоже был прямым потомком Генриха VII, основателя королевской династии Тюдоров).

Так что для Якова с его гораздо более "чистой" тюдоровской генеалогией, чем у самой Елизаветы, уравнивание с покойной королевой — далеко не лесть. А выпячивание добродетелей Елизаветы в ущерб памяти казненной ею матери (это при том, что Мария Стюарт обладала титулом не только королевы Шотландии, но и Франции!) для него было бы прямым оскорблением. И к тому же, кроме славы и величия, "рожденному из пепла" Елизавета передаст и пожизненный terror — ужас, страх. Можно ли представить лесть, в которой монарху предрекается пожизненный "ужас"?..

К тому же, следует учитывать то обстоятельство, что Святой Престол и прокатолические монархии Европы не признавали легитимности брака Генриха VIII с Анной Болейн, матерью Елизаветы. Например, посол Испании при Дворе Генриха VIII в своих донесениях называл Анну Болейн не королевой, а презрительной кличкой concubine — "наложница". Более того, всем было прекрасно известно, что Елизавета фактически не была дочерью короля, что Генрих VIII женился на Анне Болейн, когда та ее уже вынашивала. Тот факт, что Елизавета — единственная из трех выживших детей этого короля, родившаяся без врожденного сифилиса, не оставляет в этом никаких сомнений. Тем более что уже следующий ребенок ее матери был мертворожденным, затем был выкидыш, а четвертый не прожил и суток (см. генеалогию четырнадцати отпрысков Генриха VIII). Так что с точки зрения Якова некоролевское происхождение Елизаветы ставило ее намного ниже по сравнению с ним самим. И вот все это категорически исключает тот контекст, в котором это место толкуется Аникстом и сторонниками "ортодоксальной" версии авторства.

Но это еще не все.

Следует учесть также, что с точки зрения доктрины, культивировавшейся как Ватиканом, так и католическими государствами Европы, Яков не просто сменил королеву Елизавету, а восстановил законные права Стюартов на английский престол. И ведь Яков был не просто сыном королевы-католички. При его правлении в стране стал происходить заметный отход от протестанства в направлении католицизма, прекратилась давняя необъявленная война между Англией и Испанией. И, если бы унижающее достоинство Якова сравнение с Елизаветой действительно имело место, то оскорбление усугублялось бы еще и тем обстоятельством, что оно вложено в уста самого Томаса Кранмера, ниспровергателя католицизма, злейшего врага Ватикана. Кранмер не только добился отмены смертной казни за чтение Библии на английском языке, не только ввел совершенно новую литургию, создав канонические тексты псалмов на английском, но фактически стал основателем Англиканской Церкви — король Генрих VIII не проявлял рвения к разрыву с Ватиканом, для него важно было развестись с Катериной Арагон.

Имей место в действительности та неуклюжая лесть, которую Аникст приписывает Шекспиру, то это было бы равнозначно самоубийству незадачливого автора. Да и сама мысль о том, что Кранмер в своем "ясновидении" мог в таких вот, более чем позитивных тонах "напророчить" величие короля-прокатолика, является просто нелепой. Все-таки, каковы бы ни были наши взгляды относительно личности Шекспира, но его нужно хоть чуточку уважать: замыслить такую глупость он просто не мог.

Нет, пьеса с таким пассажем могла быть поставлена на сцене и быть включенной в Большое Фолио только в том случае, если всем, и в первую очередь самому королю, было заведомо известно, что дело вовсе не в лести в его адрес.

И тем не менее, бросается в глаза такой аспект, как вызывающая двусмысленность этого места. Ведь совершенно естественные ассоциации с королем Яковом как адресатом "лести" возникают не только у сторонников "стрэтфордианской" версии. Они не могли не возникнуть как у первых зрителей и читателей, так и у самого короля. Который, тем не менее, не запретил постановку и включение "Генриха VIII" в Фолио.

Такую двусмысленность с привлечением фигуры самого короля мог допустить только тот, кто пользуется статусом шута. А этой сферы, Илья Менделевич, после выхода в свет Вашей книги мне касаться было бы просто неприлично. Вы очень убедительно показали, что тот, кто был "Шекспиром", не только считал себя шутом, но и с удовольствием играл эту роль; что при этом идеологическая доктрина самого "Шекспира" заключалась в той свободе, которую обретает шут: говорить в глаза правду хоть самим королям. И явно же содержащаяся в тексте "Генриха VIII" дерзкая двусмысленность могла быть принята Яковом — королем-поэтом, эссеистом и вообще очень образованным человеком с широким кругозором — только в том случае, если она исходила именно от этого "шута". Или, по крайней мере, связана с его фигурой. Ведь шутовской цикл "Кориэтовы нелепости", построенный на обыгрывании связанных как раз с этим "шутом" обстоятельств, в семье короля не просто читали, и здесь я только могу с удовольствием порекомендовать своим случайным читателям (буде таковые окажутся) обратиться к тексту Вашей книги от Мошкова. Добавлю лишь, что внешне второстепенная, но обязательная фигура шута как основного носителя скрытого содержания одной из трех фабул — авторской — занимает центральное место в самых известных "драмах" Шекспира и Марло (см. 6 главу уже моей работы — мне тоже есть что сказать по этому поводу)⁵.

Посмотрим, какое дальнейшее развитие в тексте "Генриха VIII" получает тема сына королевы (привожу вместе с той частью, которая Вами процитирована; нецитированная часть выделена полужирным курсивом):

Неправда ли, беспрецедентно? "Дети наших детей будут благословлять Небеса". Не за королеву... А за него, ее сына...

Теперь перейдем к рассмотрению весьма острой и неприятной для любого исследователя этической дилеммы.

В соответствии с принятым нами постулатом, этика "Шекспира" была безупречной. То есть, при всем своем величии он не мог написать о себе в тех выражениях, какие вложены в уста архиепископа Кранмера. Как гуманист, он не мог допустить и того, чтобы при его жизни кто-то внес в его текст подобные коррективы. Однако участие Джона Флетчера в доработке текста (что ни у кого из специалистов, за исключением Аникста, не вызывает сомнений) разрешает эту дилемму. Но отсюда же следует, что к 1613 году, когда "Генрих VIII" был поставлен на сцене, того, кто подписывал свои произведения псевдонимом "Шекспир", либо уже не было в живых, либо он находился за пределами Англии — был в "забвении" (помните, Гамлет: "Все остальное — молчание"?)

Возможно, Вы правы, Илья Менделевич, в том, что к 1613 году "Шекспир" был уже мертв. Но в любом случае содержание совершенно откровенной биографической (посмертной?) вставки Джона Флетчера указывает на то, что "Шекспир" — не Ратленд, не-королевское происхождение которого вопросов не вызывает.

Досадно, конечно, что и во втором издании Вашей книги Вы сделали попытку отвлечь внимание читателей от опровергающего Вашу гипотезу важного биографического момента в "Генрхе VIII". При такой методе рассчитывать на признание Вашего труда в качестве научного вряд ли приходится.

Значит ли изложенное здесь, что Ваша работа вообще лишена какой-либо научной ценности? Вовсе нет. За исключением вывода о Ратленде-Шекспире и некоторых других, важность некоторых Ваших находок, значительно приблизивших к раскрытию, пожалуй, самой большой тайны в истории человечества, просто невозможно переоценить (это — как раз то, чего Вы сами не заметили). И я попытаюсь это показать. Но прошу иметь в виду, что основа моего метода — поиск противоречий и их анализ, и я настойчиво подчеркивал это еще в "Прогулках с Евгением Онегиным". Чтобы Ваши уникальные находки заработали в полную силу, их следует очистить от налета противоречий. Мириться с противоречиями, уходить от их рассмотрения, маскировать их наличие — это не наука, а тупик. В котором, кроме трех сосен, ничего увидеть невозможно. Даже своего собственного леса, каким бы густым Вы его ни вырастили.

1) Катерина Арагон (5 + 3): — мертворожденная дочь: 31 января 1510 г. — Генрих (1) Тюдор, герцог Корнуэльский (с момента рождения), принц Уэльский: 1 января 1511 — 22 февраля 1511 г. — выкидыш: конец 1511 г. — Генрих (2) Тюдор, герцог Корнуэльский (с момента рождения): ноябрь 1513 — ноябрь 1513 г. — Генрих (3) Тюдор, герцог Корнуэльский (с момента рождения): декабрь 1514 — декабрь 1514 г. — Мария I Тюдор, королева Англии: 18 февраля 1516 — 17 ноября 1558 г. Брак с королем Испании Филипом II (на протяжении 14 лет) был бездетным. — выкидыш, 1517 г. — дочь: 10 ноября 1518 — 10 ноября 1518 г.

2) Анна Болейн маркиза Пембрук (2 + 2) — Елизавета Тюдор, королева Англии: 7 сентября 1533 — 23 марта 1603 г. (регистрация брака Анны Болейн с королем — 25 января 1533 г.) — мертворожденный: август-сентябрь 1534 г. (по неподтвержденным данным — сын). — выкидыш: лето 1535 г. — сын: 29 января 1536 — 29 января 1536 г.

3) Джейн Сеймур (1) — Эдвард VI Тюдор, король Англии: 12 октября 1537 — 6 июля 1553 г. (причина смерти — сифилис; Джейн Сеймур скончалась через 12 дней после родов).

4) Анна Кливз Брак — 6 января 1540, развод через 6 месяцев. Историки пишут, что, хотя король посещал покои королевы, дальше игры в карты дело не доходило. После развода остались друзьями.

5) Катерина Ховард Брак с королем — 28 июля 1540; 13 февраля 1542 казнена за измену.

6) Катерина Парр Брак с королем 12 июля 1543 (бездетный, ее третий по счету; после смерти короля вышла замуж в четвертый раз).

7) Элизабет Блаунт (внебрачные отношения) — Генрих Фицрой, родился в начале июня 1519 г. 18 июня 1525 г. возведен в достоинства: герцог Ричмонд, герцог Сомерсет, граф Ноттингэм, кавалер Ордена Подвязки, лорд-адмирал Англии. Был женат на Мэри Ховард, дочери Томаса Ховарда, 3 герцога Норфолка; умер в семнадцатилетнем возрасте 22 июля 1536 г., не оставив потомства. Возврат

Выйти на интересующие Вас материалы можно также по ключевому слову или фразе (собственные имена набирать с прописных букв, окончания лучше заменять * такой звездочкой):

Ваш вопрос, комментарий можно отправить отсюда даже не набирая моего и Вашего адреса:

Last updated: Jan. 28, 2003
Copyright © A. Barkov 2001-2003