Раздел "Другой такой пары в Англии не было" первой главы "Таинственные птицы Роберта Честера" Вы, Илья Менделевич, посвятили доказательству того, что честеровский сборник был выпущен в память о безвременно ушедшей из жизни в 1612 году супружеской паре Роджер Мэннерс — Елизавета Сидни-Мэннерс. Не откажу себе в удовольствии отметить, что Ваше доказательство датировки выхода в свет сборника — торжество подлинно научного анализа и классический образец профессионально выполненной текстологической работы. Что же касается интерпретации результатов этого блестящего анализа, то здесь следует отметить наличие некоторых моментов, оставляющих место для сомнений.
Остановимся на определении "платонические", которым Вы характеризуете отношения между теми, кто выведен в сборнике под аллегорическими именами Феникс и Голубь. Вы утверждаете, что такое определение, вытекающее из возвышенно описанных в сборнике отношений между этими персонажами, может быть применимо к указанной паре, которая находилась в чисто формальных ("фиктивных") супружеских отношениях на протяжении двенадцати лет.
|
|
Король Эдвард VI Тюдор |
На первый взгляд, Ваше индуктивное построение обладает достаточной убедительностью (определение "доказанность" к результатам индуктивных построений в принципе неприменимо). В особенности если привлечь к построению и "фигуру умолчания" — один весьма существенный момент, который Вы, Илья Менделевич, прямо не называете. Речь идет о диагнозе той болезни, которой страдал "формальный" супруг Елизаветы Сидни-Мэннерс, и характерные симптомы которой Вы привели в своей книге. Болезнь эта называется "сифилис". Я мог бы привести для сравнения симптомы этой же болезни, от которой на шестнадцатом году жизни скончался и младший брат королевы Елизаветы, король Эдвард VI. Но вряд ли в этом есть необходимость.
То есть, этот факт действительно может объяснять и "платоничность" отношений между графом и графиней, как и то, что их брак остался бездетным. Что ж, время было такое — эта болячка была повальной, а лечить ее тогда еще не умели. Более того, этот факт — еще один, причем весьма существенный кирпичик в Ваше же индуктивное построение относительно личности того, кто был "Шекспиром". Ведь далее, в разделе "Кембриджские игры вокруг обители муз" (Третья глава) Вы отмечаете, что в пьесе, которую ставили студенты, шутливо упоминается и о "французской болезни" "Шекспира", хотя прямую параллель с симптомами болезни Ратленда не проводите.
Что ж, болезнь — дело житейское. Вон ведь даже и короли страдали из-за этого, так и умирали без потомства...
Вопрос в другом. Не кажется ли Вам противоестественным, что жена, какой бы целомудренной и добропорядочной она ни была, может на протяжении лучших двенадцати лет своей жизни вот так беззаветно хранить свою верность мужу-сифилитику, с которым так ни разу и не разделила супружеское ложе? Мы с Вами, Илья Менделевич, люди уже не молодые; поэтому давайте посмотрим правде в глаза и как на духу попытаемся дать правдивый ответ на простенький житейский вопрос: может ли нормальная женщина, тем более поэтесса, тем более поэтесса непревзойденная (на чем Вы сами настаиваете, и что подтверждают неоднократно цитируемые Вами характеристики Бена Джонсона), нормально функционировать в обществе в режиме постоянного воздержания? Природа есть природа, и если (не дай Бог!) женщина в таком возрасте (с пятнадцати до двадцати семи лет) действительно постоянно воздерживается от интимной близости с мужчинами, то у нее не могут не развиться серьезные комплексы. В эмоциональном отношении это будет ущербная личность, и ущербность эта будет проявляться во всем.
... Жил в девятнадцатом веке великий немецкий философ Фридрих Ницше, который обобщил опыт человечества касательно взаимоотношения полов. Он изложил эти обобщения в виде коротких и емких афоризмов, один из которых выглядит так: дружеские (платонические) отношения между мужчиной и женщиной могут продолжаться только в том случае, если между ними существует взаимная антипатия. Такое утверждение только на первый взгляд может показаться парадоксальным: оно означает лишь то, что основой для продолжения дружбы между мужчиной и женщиной может быть только физическая близость. Иные типы отношений противоестественны. Противны человеческой природе.
Вы пишете, Илья Менделевич, что Елизавета Сидни-Мэннерс графиня Ратленд куда-то отлучалась из Бельвуара и отсутствовала подолгу. Где она была в это время, чем занималась? С кем общалась? Вполне очевидно, что по крайней мере часть времени она проводила в Уилтон плейс, у своей тетки Мэри Сидни-Герберт графини Пембрук. Но это все равно не дает полного ответа на вопрос. Тем более что эти отлучки происходили в "тени", которая стала образом жизни Елизаветы.
Следующий вопрос — чисто этического характера и, пожалуй, один из наиболее неприятных для Вашей гипотезы. Это — содержание завещания графа Ратленда. Вы отмечаете тот беспрецедентный факт, что Роджер Мэннерс в своем завещании не упомянул свою супругу Елизавету, и объясняете это тем, что граф заранее договорился со своей женой, что после его смерти она примет яд и тоже уйдет из жизни. И что поэтому-де не имело смысла одаривать ее частью наследства.
Такое Ваше объяснение вряд ли можно отнести к разряду научных доказательств. И вот почему.
Во-первых, Илья Менделевич, утверждение о самоубийстве Елизаветы в Вашем изложении — не более чем не имеющая никакого отношения к жизненным реалиям фабула кондового сентиментального романа эпохи раннего Ренессанса. Не знаю, сознавали ли Вы это сами или нет, но в своем труде, который претендует на место среди научных, в качестве якобы научного доказательства Вы фактически воспроизвели трагический финал шекспировской "трагедии" "Ромео и Джульета". Должен Вас разочаровать, Илья Менделевич: при внимательном чтении текста этого произведениея Шекспира устанавливается, что "Ромео и Джульета" — злая сатира, пародирующая слащаво-приторный стиль сентиментальных произведений. Достаточно сказать, что сама Джульета оказалось особой далеко не безупречного поведения, и что в реальной фабуле она, конечно же, и не собиралась кончать жизнь самоубийством.
Думаю, Вы не можете не согласиться, Илья Менделевич, что человек, так реалистично передавший в посвященных "Темной леди" сонетах амбивалентность любви и одновременно превративший эти сонеты в пародийный выпад против слащавой сентиментальщины своих предшественников, не мог разыграть в своей собственной жизни (или, исходя из Вашей трактовки, правильнее было бы сказать: "разыграть в своей собственной смерти"?) тот самый слащавый, не имеющий ничего общего с реальной жизнью сюжет, который сам же до этого едко высмеял.
Во-вторых, если граф Ратленд действительно был "Шекспиром", то он безусловно должен был быть подлинным гуманистом (гуманизм Шекспира мы запостулировали в самом начале). Даже если отвлечься от конкретной личности и конкретной проблемы авторства "Шекспира", то согласитесь, что принять такую жертву от предмета своей любви не может ни один нормальный человек. Как раз истинная любовь и является тем состоянием, пребывая в котором, человек готов пожертвовать всем, вплоть до своей жизни, ради блага любимого существа. Но ни в коем случае не принять такую жертву со стороны любимого, тем более — любимой (согласитесь, что мужчины в любви более идеалисты, чем женщины — так нужно Природе, и это справедливо).
В третьих, само Ваше допущение являет собой чудовищное попрание фундаментальных этических принципов, на которых зиждется вся наша мораль. С такой извращенной этикой, Илья Менделевич, вряд ли допустимо заниматься даже "чистой" критикой, не говоря уже о вопросе авторства "Шекспира". Но, раз уж Вы взялись за это, то приписывать гению свое извращенное представление о любви и элементарной порядочности, и тем более выдавать это за научно установленную истину, недопустимо.
К тому же, Вы противоречите себе буквально в пределах одной главы. Кем бы ни была автор "Царя Иудейского", но та характеристика, которую Вы дали ей как первой поборнице женской эмансипации, прямо противоречит Вашему же утверждению о ее самоубийстве из-за смерти мужа. Который мужем ее фактически не был. И потом — посмотрите реально на смоделированную Вами ситуацию: Феникс, безраздельно преданная своему обреченному на смерть мужу и готовая уйти из жизни вместе с ним, вдруг выдает в печать адресованный чисто женской аудитории феминистский памфлет, в котором во всех грехах обвиняются мужчины... Да еще дарит экземпляр семье короля — того самого, который, оказывается, проявляет такое живое участие в болячках Ратленда...
Нет, Илья Менделевич, что-то слишком многое не сходится у Вас в пределах Вами же выдвигаемых гипотез. Положив в основу построения факт, который никто ни на Западе, ни у нас оспаривать не станет, Вы дали ему не то что неуклюжую, а совершенно кощунственную с точки зрения морали трактовку. Поскольку это — основа Вашего "доказательства", то можно считать, что доказательства как такового нет. Наоборот, факт отсутствия упоминания Елизаветы Ратленд в завещании мужа категорически отвергает все Ваше построение. Дальше доказывать что-либо в его рамках и бессмысленно, и просто аморально.
Объяснение предсмертному поступку графа Ратленда может быть только одно: да, его брак с Елизаветой Сидни изначально замышлялся как откровенно "фиктивный" (выражение Ваше, Илья Менделевич). То есть, имеется холостой, но больной сифилисом граф, который заведомо не даст здорового потомства. Не женить его нельзя — не принято оставаться холостым взрослому графу: биографическая ущербность. Да и титул пропадает зря — какая-то достойная особа не станет графиней... К тому же, "спонсоры" кандидаток в леди платили очень большие деньги за возможность обеспечить юное создание титулом. А вот есть пятнадцатилетняя (или все-таки тринадцатилетняя?) девочка, которую почему-то нужно сделать графиней. И с биографией которой, мягко выражаясь, не все ясно: вон ведь, даже точная дата ее рождения осталась неизвестной... Хотя само рождение оказалось настолько необычным, что не только было отмечено стихами лучших поэтов Англии, но даже сама королева соизволила оказаться на крестинах и стать крестной матерью малютки, дав ей свое имя... Да и после замужества с Ратлендом юная графиня совсем ушла "в тень", стала уходить из дому и пропадать неизвестно где. При этом стала "тайной" поэтессой — настолько выдающейся в своих талантах, что Бен Джонсон неизменно отзывался о ней как о лучшей поэтессе Англии... И уж настолько "тайной", что до выхода в свет Вашей книги человечество даже не догадывалось о наличии конкретных, дошедших до нас ее произведений. Если бы Ваши выводы подтвердились, то только одно это Ваше открытие, Илья Менделевич, сделало бы Вас одним из наиболее выдающихся специалистов в вопросах культуры Елизаветинской эпохи 1.
Если бы...
Кстати, Бен Джонсон... При всей Вашей, Илья Менделевич,
|
Бен Джонсон |
Ведь Вы описываете связанный с Беном Джонсоном факт, но совершенно противоположного свойства. Этот факт свидетельствует, что Роджер Мэннерс граф Ратленд не был не только "Шекспиром", но и поэтом вообще. Я имею в виду случай, когда Елизавета Сидни-Мэннерс графиня Ратленд принимала в Бельвуаре и угощала обедом Бена Джонсона. Не является ли странным, что при той платонической любви, которая якобы существовала между Елизаветой и ее супругом, при том воспетом поэтами обоюдном духовном слиянии между Феникс и Голубем, Бена Джонсона может принимать в "гнездышке" только сама Феникс, а хозяин замка, Голубь, пренебрегая элементарными законами гостеприимства и вопреки полному духовному "слиянию" с супругой, может оставаться при этом в стороне? Значит, не "одно целое", как характеризовали таинственных птиц Роберта Честера лучшие поэты Англии?..
Причем, Илья Менделевич, настолько "не одно целое", что, застав супругу за трапезой с Беном Джонсоном, граф счел допустимым в присутствии гостя (!) укорить ее, что графиня, видите ли, опустилась до того, что позволила себе сесть за один стол с каким-то там поэтом...
А теперь, с точки зрения запостулированной нами презумпции о гуманизме "Шекспира", давайте оценим этот поступок, которого Бен Джонсон так и не простил Роджеру Мэннерсу. Ясно же, что в этом эпизоде, который раскрывает подлинную натуру Ратленда, этот граф на "должность" "Шекспира" никак "не тянет". Настоящий Шекспир не мог так презрительно относиться к представителю цеха поэтов, тем более представителю выдающемуся. И тем более у Шекспира-Голубя должно было хватить такта, чтобы не унижать таким вот образом свою Феникс и ее гостя. Будь я на месте этой Елизаветы, то после этого унижения вряд ли стал бы травиться по поводу смерти такого вот муженька...
Но тема данного эпизода этим не исчерпывается. Ведь оказывается, что Ратленд не был не только "Шекспиром", но даже хоть каким-нибудь поэтом. Ведь человек, обладающий истинными поэтическими качествами, никогда не стал бы ставить другого поэта "на место" по причине разницы в происхождении.
К сожалению, снова приходится ставить под вопрос Вашу, Илья Менделевич, научную скрупулезность. В доказательство своей гипотезы Вы ссылаетесь в своей книге на "Послание к Елизавете графине Ратленд" Бена Джнсона, отметив, что отсутствие в нем окончания "интригует джонсоноведов". Как установил недавно Б. Борухов (см. Здравствуй, Лиза, новый год...), это окончание публикуется во всех изданиях произведений Бена Джонсона, и Вы не могли не быть знакомы с его содержанием. Понимаю, что адресованное Елизавете новогоднее пожелание родить сына от своего "друга", который "потерян для Англии" и находится на каких-то дальних берегах, начисто опровергает Вашу версию о "платонической" преданности Елизаветы своему мужу-сифилитику. Илья Менделевич, побойтесь Бога — нельзя же так по-школярски препарировать тексты, лишь бы выдать свою заведомо ошибочную гипотезу за открытие мирового масштаба... Ведь кусок текста такого поэта как Бен Джонсон — не двойка в дневнике, когда вырвал листок — и гуляй себе смело. Ведь все равно рано или поздно за руку поймают и в подлоге уличат. Или "после меня — хоть потоп" — так, что ли?..
Что же касается утверждения, что "другой такой пары в Англии не было", то здесь тоже не могут не возникнуть сомнения. Ведь сочетание "Гнездо Феникса" стало устойчивым задолго до 1612 года — с тех самых пор, как в 1593 году был издан поэтический сборник, в который были включены и произведения покойного к тому времени Филипа Сидни. В своей книге Вы лишь вскользь упомянули об этом обстоятельстве. Жаль, тем более что именно определение "Гнездо Феникса" дословно включено непосредственно в текст короткого, всего в 15 строк, "Плача". Того самого "Плача", который и сделал честеровский сборник знаменитым: ведь именно под его последней строкой (по Вашей версии — в последней, шестнадцатой) проставлено имя Шекспира. Поэты, участвовавшие в создании честеровского сборника, не могли не учитывать значения, которое приобрело сочетание слов "Гнездо Феникса". Поэтому следует признать, что использованная ими на разные лады метафора не может не создавать прямой ассоциации с именем Сидни. Как Феникса. Или как Голубя. Во всяком случае, как составной части пары Феникс-Голубь "первого поколения". Возможно, пары, породившей Феникс-Елизавету.
Но "Гнездо Феникса" — это никакой
|
"Гнездо Фениксов" Пензхерст — усадьба семьи Сидни |
Все это так. Но не совсем. Вернее, не до конца. Ведь то, что лежит на самой поверхности, нередко оказывается поверхностным. В данном случае остается без ответа сакраментальный вопрос, который, к сожалению, даже не поставлен: кто же та вторая "половинка", породившая в "Гнезде Феникса" неизвестно какого числа приблизительно 1585 (1597?) года Елизавету Сидни, будущую графиню Ратленд? Во всяком случае, не юная мамаша Елизаветы, дочь могущественного госсекретаря Уолсингема, брак которой с Филипом Сидни так расстроил саму королеву. Тем не менее, волею судьбы леди Фрэнсес стала кумой той же королевы — которая, правда, после ее
|
Роберт Дадли граф Лестер. Его памяти был посвящен поэтический сборник "Гнездо Феникса" (1593) |
Вообще, то, что в посвященном памяти Феникс и Голубя поминальном сборнике описаны "платонические" отношения, сомнений не вызывает. Остается сомнение в отношении переноса этих отношений именно на супружескую пару Роджера и Елизаветы Мэннерс. Вообще же, определение "платонические" — это Ваша, Илья Менделевич, интерпретация. Достаточно точная, хотя то, что описано в сборнике, допускает несколько более расширенное толкование. "Не-физиологические" было бы точнее, хотя, понимаю, употреблять такое определение в работе такого жанра было бы не совсем привычным. Соглашаясь с "платоническими" отношениями, все же отмечу, что текст допускает и другие виды толкований характера отношений между мужчиной и женщиной. Скажем, между матерью и сыном. Или отцом и дочерью. Или братом и сестрой. А раз допускает, то научная методология требует, чтобы рассмотрению подвергались все возможные версии. Принцип дедукции...
Нет, вовсе не настаиваю на отказе от рассмотрения отношений между супругами. Ведь дело даже не столько в принципе дедукции, сколько в объяснительно-предсказательных свойствах теории. Ваша же теория, Илья Менделевич, полная внутренних противоречий и ничем не доказанная, не вносит совершенно никакой ясности и в одну из наиболее интригующих тайн за всю историю человечества — тайну Сонетов Шекспира. А раз так, то настаивать на этом варианте как решающем все проблемы авторства "Шекспира" еще рано.
Не скрою, Ваш анализ структуры (содержания) честеровского сборника впечатляет. Не только своей глубиной и литературоведческими открытиями, которые делают Вашу работу хрестоматийным примером подлинно научной текстологии. Но еще и теми перспективами, которые его результат открывает перед шекспироведением. А, значит, перед мировой культурой в целом. К сожалению, Илья Менделевич, этой перспективы Вы не заметили. Именно это я имел в виду, когда писал о "трех соснах", за которыми не видно собственного леса. И мешает Вам увидеть эти перспективы ошибочный вывод о фигуре Роджера Мэннерса как автора произведений шекспировского канона. Это то, что я везде и всюду называю "стереотипом мышления" — он блокирует всю последующую аналитическую работу.
Первая глава Вашей книги содержит подлинный ключ к раскрытию содержания Сонетов. Это будет очень объемная работа, непосильная для любого одиночки, каких бы пядей во лбу он ни был. Это — работа для поколений исследователей. Потому что там — Жизнь.
Считаю большим счастьем для себя, что после завершения пятой главы своей работы прочитал Ваш труд. Нашел в нем то, чего недоставало для полной уверенности, что материал можно сдавать в печать. Потому что, приложив Ваши выводы к своей методике и гипотезе, прогнал через компьютер текст всех 154 сонетов и нашел такое, чего никто не обнаружит еще за четыреста лет, если не осознает значения сделанных Вами открытий. Находки по "Кориэтовым нелепостям" — туда же, они — тоже ключ. И не только к Сонетам. А к гораздо большему. Этот ключ подтвердил одну сумасшедшую догадку, которая следует из структуры "Короля Лира". .
Ключ, открытый Вами, Илья Менделевич. Но, к сожалению, Вами не замеченный.
В пятой главе "Смерть и канонизация за занавесом" Вы, Илья Менделевич, описываете, что "Роджер Мэннерс граф Ратленд скончался в Кембридже 26 июня 1612 года", но что тело его было "доставлено в родные места, находящиеся всего в сотне километров, только 20 июля". Таинственность ночных похорон, как и тот факт, что лица покойного никому не позволено было видеть, не говоря уже о том, что его супруга Елизавета не присутствовала на похоронах, — все это говорит в пользу Вашего предположения, что вместо него был захоронен кто-то другой. И действительно, зачем было держать тело покойного в Кембридже почти целый месяц? К сожалению, Вы не завершили цепи логических построений и даже пришли к противоречию.
Во-первых, такие похороны, преступные с точки зрения Закона и Церкви, не могли иметь места без ведома и согласия Privy Council — Тайного Совета короля. А для этого сама фигура тайно захороненного должна была быть весьма масштабной. К тому же, кого попало хоронить в фамильном склепе Мэннерсов не стали бы, тем более при таких обстоятельствах. С другой стороны, тот факт, что тело Ратленда пролежало без захоронения почти месяц, может свидетельствовать о том, что похороны откладывались в ожидании доставки тела другого человека. Видимо, издалека. Возможно, из-за пределов Англии.
Далее. Если Ратленд-"Шекспир" был тайно захоронен вместе с Елизаветой в Лондоне, то на поминки чьего праха приезжал в имение Мэннерсов через несколько дней после похорон сам король Яков? Ваше предположение о том, что король мог "не знать", кто именно захоронен в фамильном склепе Мэннерсов, совершенно неправдоподобно: в отношении "Шекспира" и его судьбы Яков знал больше, чем кто-либо другой. Да и спецслужбы в той стране работали очень эффективно — вон ведь какие "Пороховые заговоры" предотвращали... И потом — какой смысл был семье покойного Мэннерса играть со смертью и вводить в заблуждение самого короля? И ведь недаром король посетил это же место еще и в десятую годовщину смерти "Шекспира"... Значит, фигура была помасштабнее "простого" графа... Не иначе как королевской крови...
В этой связи придется снова возвратиться к образу Голубя. Вот Вы пишете: "Чапмен [...] рисует Голубя в прошлом, [...] когда тот, оказывается, иногда бывал склонен к крайностям".
— Не знаю, как Роджер Мэннерс, а вот что Кристофер Марло был задирой, так это общеизвестно. "Стрэтфордианцы" даже используют этот аргумент в полемике с "марловианцами": не может, дескать, такой дебошир быть Шекспиром... К тому же, из "пикантного" за Роджером Мэннерсом числится только сифилис. Судя по генеалогии семьи, не врожденный, а благоприобретенный. Но, во-первых, о "пикантных" болячках покойников упоминать не принято, там имеется в виду явно что-то посерьезнее. К тому же, сифилис в то время был настолько распространенным явлением "сверху донизу", что тогда к нему было иное отношение, чем сейчас. Гомосексуализм — другое дело, тогда за него казнили.
Далее Вы приводите высказывание Бена Джонсона о "Шекспире": "Человек может грешить беззаботно, но безопасно — никогда" ("Man may securely sin, but safely never"). Похоже, здесь Джонсон намекает на какие-то ставшие ему известными интимные обстоятельства, связанные с Голубем".
— Чувствую, Илья Менделевич, что таких фактов в биографии Ратленда Вы не нашли. Что же касается Марло, то у "марловианцев" от них давно голова болит. Но, к сожалению, это еще не все. Есть в Вашей книге моменты и пострашнее.
Я имею в виду Вашу попытку доказать свою гипотезу о личности "Шекспира" путем откровенного подлога. Одним их основных Ваших тезисов является то, что после визита Мэннерса в Данию в текст Второго кварто "Гамлета" якобы были внесены изменения, отражающие реалии обстановки в Эльсиноре. Как оказалось, перечисленных Вами фактов в тексте Второго кварто "Гамлета" просто нет (см. материал Б. Борухова Датский сад). Это — плод Вашей фантазии, на котором базируется все то, что Вы пытаетесь выдать за открытие мирового масштаба. Следует ли понимать, Илья Менделевич, что за все тридцать лет шекспироведческих исканий у Вас так и не нашлось пяти минут времени чтобы заглянуть в текст "Гамлета" и убедиться в наличии в нем того, что с такой подкупающей уверенностью Вы пытаетесь выдать за основное доказательство своего открытия? Согласитесь, что Ваша "научная" метода что-то сильно уж смахивает на тривиальное шулерство. Продавая читателям такую "куклу", вряд ли следует забывать, что среди них могут найтись и такие, которые не поленятся сделать за Вас то, на что у Вас за тридцать лет не нашлось времени: заглянуть в текст "Гамлета" и обнаружить в нем отсутствие того самого, на чем Вы так бодро лепите свою сенсацию мирового масштаба.
Стоило ли при наличии такого подлога помещать во второе издание Вашего бестселлера Послесловие с жалобами на злых дядей из РАН? Мы, конечно, люди жалостливые; но когда на наших эмоциях пытаются играть, чтобы обмануть...
Трудно не согласиться с мнением Бориса Борухова, которое он высказал по поводу этого вопиющего подлога. Действительно, Илья Менделевич: Шекспир — это все-таки не детский сад. И не игра в наперстки.
И, если возвратиться к "утерянному" окончанию послания Бена Джонсона, наличие которого Вы попытались скрыть, то из этих семи строчек прямо следует, что "друг" Елизаветы "потерян" для Англии и находится за ее пределами. Насколько я понимаю, это вписывается в биографию Кристофера Марло в ее "марловианской" интерпретации, не так ли? Исходя из содержания этих неугодных Вам строчек, только это и могло стать причиной того, что Бен Джонсон при публикации текста в 1616 году изъял это место.
1. Если только Ваш вывод относительно авторства "Царя Иудейского" действительно подтвердится. В чем у меня в последнее время все более и более укрепляются сомнения. Если уж на чистоту, Илья Менделевич, то оказалось, что до выхода Вашей работы в свет, антология весьма солидных исследований, посвященных этому произведению, уже насчитывала сотни наименований. Причем основной вывод, который успешно доказали Ваши предшественники, касается тезиса о том, что автором была необычно для своего времени эмансипированная женщина, активно отстаивавшая равенство полов. Исходя из, надеюсь, известных Вам исторических характеристик Мэри Сидни-Герберт графини Пембрук как особы, чрезвычайно распущенной в вопросах секса, авторы этих работ сделали вполне обоснованный вывод, что автором "Царя Иудейского" была именно она.
Можно понять, Илья Менделевич, Ваше стремление использовать результаты других исследователей для обоснования своей гипотезы. И тем не менее, на их фоне Ваше обоснование авторства Елизаветы Сидни-Мэннерс графини Ратленд выглядит, простите, совсем неубедительным. Увы...
(Возврат)
|
Выйти на интересующие Вас материалы можно также по ключевому слову или фразе (собственные имена набирать с прописных букв, окончания лучше заменять * такой звездочкой):
Ваш вопрос, комментарий можно отправить отсюда даже не набирая моего и Вашего адреса:
